В учительской. Выпуск десятый. Пашкина жизнь.

Прошла тягомотная первая четверть. Учительница уже успела выучить имена своих учеников и научить их самому важному:  прежде чем что-то спросить или сказать, нужно поднимать руку, а в туалет ходить только с разрешения. Вслед за первой четвертью незаметно пролетела вторая, а Пашка-великан, к удивлению и что печальнее всего, к разочарованию, так никого и не съел. Помимо того оказалось, что его огромная спина возвышающаяся из-за первой парты, словно крепостная стена, скрывая за собой полкласса, позволяла ученикам нормального размера незаметно от учительницы проворачивать мелкие шалости и хитрости.

Учительница, конечно, никогда бы не посадила  рослого мальчишку за первую парту, но Пашка мечтал пойти в школу, научиться читать, писать и считать, и оттого в первый же учебный день сел за первую парту, за ней и просидел следующие девять лет. Учительница пыталась выселить здоровяка в конец класса, но тот на все попытки лишь широко улыбался, обнажая свои огромные зубы. Делать было нечего, не за руку же его тащить из-за парты. Понемногу учительница привыкла вести урок, находясь под углом к классу, так чтобы видеть хотя бы часть учеников. А Пашкины одноклассники привыкли к тому, что их великан, как больно ни пихай его ручкой в спину или не щипай за бок, как сильно ни толкай, не пытается ударить в ответ, догнать или хотя бы накричать, а только улыбается.

То что он умер, обнаружилось только через пару часов, когда закадычные друзья Женя Свинтаржицкий и Сёма Мальцев с погруженными на детские саночки коньками, клюшками, мётлами и снеговыми лопатами пришли чистить от снега каток, в нескольких метрах от которого, в окружении огромного количество рыбы, мороженых пескарей, ерша, щук, голавлей, серебряных карасей и одной тилапии, лежало огромное тело Пашки.

Именно он, по слухам, в тот день выудил из заводского пруда последнюю представительницу рода цихлид. Больше никому из рыбаков не удавалось поймать, даже малька,  принадлежавшего этому рыбьему семейству. То что Пашка не умеет и не любит рыбачить, было известно, но для местных оставалось непонятным, зачем же он ежедневно приходил на пруд. Рыбаки предполагали, что просто от скуки: «А что ему дома-то делать? С мышами разговаривать что ли?», но Паша приходил на пруд совсем не от скуки. За четыре года нахождения в тюрьме он истосковался по простору родной природы.

По дующему со стороны старой лесопилки  влажному, даже зимой пахнущему торфом и тиной ветерку,  по обрамляющему посёлок лесу из  сосен, елей, берёз, осины… Как красивы летом эти деревья, когда  глядятся в пруд, собой любуются. Берёзы шелестят:  мы всех красивее. Они, всегда юные наши невесты, в наряде из зелёной ажурной накидки по праву считают себя первыми красавицами. Как там у Есенина? О, нежная причёска, девическая грудь, зелёная берёзка, что загляделась в пруд? Как-то так. Может, и не так, не важно: Пашка впитывал глазами знакомый с детства пейзаж, и его недоразвитое сердце переставало болеть. Хоть и была зима: и лес был тёмный, угрюмый, даже всегда молодые сосны и ели, казалось, осунулись, стали мрачно-зелёными…

Пашка знал,  что родная природа не безвозвратно истощила свои силы, а лишь на миг, словно человек, проделавший тяжёлый путь и вернувшийся домой, прилегла отдохнуть. Он знал, что она проснётся и радостно обнимет его своим нежным цветением, пышным водопадом разнотрава. Он знал, что родная природа, как бы далеко ни увели его дорожки-тропки, будет ждать и обязательно дождется. Но была и вторая причина: за годы, проведенные в тюрьме, Пашка приобрёл пришедшее к нам прямиком из жестокой и тёмной древности, заболевание, именуемое тогда «семитской» болезнью, а в наш гуманный,  просветлённый век —  туберкулёзом. Миновали тысячелетия, но рабы продолжают чахнуть всё от тех же недугов. А всё почему? Старый раб  —  это уже не тягловая сила, а обуза. Впрочем, не о том речь. На морозе кашель не так донимал Пашку, поэтому он часто покидал одинокий дом ещё до рассвета и возвращался затемно.

Там же, в тюрьме, он пристрастился к спирту, в учреждении, при помощи которых гуманисты когда-то обещали очистить общество от уродов, а в итоге застроили бараками всю Россию, и теперь в этих проклятых пыточных, лишённые разума садисты, заражают палочками Коха не только лёгкие и кости когда-то здоровых людей, но и умы и души.

Какой-нибудь недалёкий человек мог бы поспорить, сказать: «В тюрьме что и бухать можно!?». Нельзя. Но таких как Пашка, физических одарённых людей и в тюрьмах сразу же пытаются завербовать и администрация, и так называемые «блатные»; и тем и другим  нахождения в своих рядах «громилы» даёт не только физическое преимущество, но и политическое. Один вид человека размером с трёх среднестатистических зэков уже заставляет вести любые переговоры  увереннее.

Правильный ли выбор сделал Пашка, не нам судить, но, по крайней мере, он не превратился в слизь,  презираемую и вне, и на воле. Таких же зэков, людей попавших в беду, он не избивал, не унижал, не лишал мужского достоинства, но за возможность остаться человеком заплатил выбитыми зубами, отбитыми почками, отмороженными в сырых и холодных карцерах, лёгкими. Как известно, «мафия не принимает отказов», администрация тоже. Ребята же по другую сторону баррикады  грели Пашку чаем, куревом, и тем самым спиртом, без которого Пашка не сможет и на воле. А ещё рассказами, как правильно нужно жить. По понятиям.

Человек со взрослым сердцем, быть может, выбрал бы остаться где-то посередине. Но Пашкино, не успевшее вырасти, чуткое к несправедливости сердце, в ответ на беспредел, выбрало противопоставление себя режиму. Этот путь всегда чреват последствиями, но Пашка лишь широко улыбался, обнажая поредевший оскал здоровенных зубов.

Его в конце концов убили бы. Но в один из дней тюрьма не вышла на работы. Никто. Ни мужики, ни блатные, даже «козлы» и те не все вышли. Администрация сначала пробовала запугать зэков. Потом начали ломать самых активных. Затем пригнали «ОМОН» и ломали уже целые бараки. Всех, без разбора, вытаскивали на прогулочный дворик, били ногами и дубинками. Заставляя сидеть часами на корточках и били, и били, и били. Но тюрьма оставалась парализована.

То, что не всегда способны сделать самые авторитетные лидеры, смог и сам не желая того, никого не призывая, не шантажируя, не подкупая, мужик, в жизни ничего кроме кабины своего «Кировца»  не видевший. На следующее утро Пашку из карцера перевели в тюремную больничку. Администрация пообещала оставить его в покое, но и так называемые блатные должны были не контактировать с ним.

            Досиживал свой срок Паша спокойно, он, как и раньше, не нёс никаких дежурств, нарядов и прочих повинностей, и ничего ему за это не было. Но несмотря на договоренность,  его продолжали греть чаем, сигаретами и спиртом.

Весь его улов мужики собрали и разделили между собой: «Ну, а чего добру пропадать».  Несмотря на то что каждому досталось по нескольку десятков килограмм разнообразной рыбы, долго не могли решить что делать с единственной тилапией, в итоге бросили её на съедение бродячему псу по прозвищу Пёс.

 

Соавторы Стас Серов и Алла Плотникова 

Жми «Нравится» и получай только лучшие посты в Facebook ↓

Комментариев: 1
  1. pin up xyz

    У автора очень приятный слог.

Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!:

В учительской. Выпуск десятый. Пашкина жизнь.
Close
×
Жми «Нравится», чтобы читать нас на Facebook